Докладная записка агитпропа ЦК А.А. Кузнецову

СТАЛИН И КОСМОПОЛИТИЗМ


Документ №58

Докладная записка агитпропа ЦК А.А. Кузнецову по вопросу цензуры иностранной литературы
28.01.1948
СЕКРЕТАРЮ ЦК ВКП(б) тов. КУЗНЕЦОВУ А.А.

В письме на Ваше имя1 министр государственной безопасности т. Абакумов сообщает, что за последнее время в Центральную научную библиотеку Харьковского государственного университета поступило много иностранной литературы со статьями антисоветского характера. Антисоветские материалы обнаружены в американских научно-технических журналах, не просмотренных органами Главлита.

Согласно постановлению Политбюро от 14 сентября 1946 г.2, иностранная научно-техническая литература освобождена от просмотра в органах цензуры. В июле 1947 года Оргбюро ЦК ВКП(б) рассмотрело вопрос о контроле за иностранной литературой и предложило Главлиту3 и «Международной книге»4 руководствоваться постановлением Политбюро от 14.IX.1946 г.

В соответствии с указаниями ЦК ВКП(б) Вами в конце 1947 года была утверждена и в настоящее время осуществляется инструкция Главлита «О выписке, хранении и использовании иностранной литературы».

Антисоветские материалы публикуются во многих иностранных научно-технических журналах. Предотвратить их распространение можно только путем восстановления цензорского досмотра.

Просим Ваших указаний5.

Д. ШЕПИЛОВ

Л. ИЛЬИЧЕВ

28.I.48 г.

На документе в левом верхнем углу роспись: «А.[А.] Кузнецов. 9. II. 48». Справа ниже текста рукописная помета: «Архив. На № 3639/A от 10/I-48 г. Материал в с[екретариа]те т. Кузнецова А.А. 10/II-48 г. [подпись неразборчива]». В правом верхнем углу штамп: «Тех. С-т ОБ ЦК ВКП(б) № 07143. д. 6. 10 фев[раля] 1948. Подлежит возврату в секретную часть». В левом нижнем углу штамп: «Материал в наличии. 5 IV 1950 г.», роспись «Котова».

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 125. Д. 612. Л. 13. Машинопись. Подписи-автографы.

1 Упомянутое письмо министра государственной безопасности СССР В.С. Абакумова в архивном деле отсутствует.

2 См. документ № 25.

3 См. документ № 9, примечание 4.

4 См. документ № 3, примечание 4.

5 Другие материалы по рассматриваемому в документе вопросу в архивном деле отсутствуют.

...все официальные плакаты, газеты, рисунки и т. д. носили на себе печать не только политического упадка, но и общекультурного упадка и разложения.
Конечно лет 60 назад нельзя было и представить себе политической катастрофы таких размеров, какую мы пережили сейчас. Точно так же и элементы общекультурного распада лет 60 назад были куда слабее, чем те симптомы распада, которые с начала XX века выродились в кубизм и т. п. Лет 60 назад такие вещи, как выставка так называемых "переживаний" дадаистов, были бы совершенно немыслимы. В те времена организаторов подобной выставки просто посадили бы в сумасшедший дом. В наше же время такие субъекты возглавляют даже целое художественное общество.
Лет 60 назад такая чума не могла бы возникнуть, ибо общественное мнение этого не потерпело бы, а государство тотчас же приняло бы меры.


Руководители государства обязаны бороться против того, чтобы сумасшедшие могли оказывать влияние на духовную жизнь целого народа

Предоставить "свободу" такому "искусству" означает играть судьбами народа.

Тот день, когда такого рода искусство нашло бы себе широкое признание, стал бы роковым днем для всего человечества. В этот день можно было бы сказать, что вместо прогресса умственного развития человечества начался его регресс.
Все страшные последствия такого "развития" трудно себе даже представить.

Стоит только с этой точки зрения на минуту взглянуть на итог нашего развития за последнюю четверть века и с ужасом придется убедиться в том, насколько далеко ушли мы уже назад по этому страшному пути. Куда ни взглянешь, всюду видишь зачатки и зародыши таких болезней, которые раньше или позже неизбежно должны привести нашу культуру к гибели. Все это симптомы, указывающие на процесс затяжного периода гниения.
Горе тем народам, которые не умеют справиться с такими болезнями!

1.


КУЛЬТУРА И ВЛАСТЬ. 1953 —1957 гг.


5 марта 1953 г. произошло событие, ознаменовавшее окончание целой исторической эпохи, – умер И.В. Сталин.

Пришедшее после его смерти к власти «коллективное» руководство стало искать новые формы взаимоотношений с деятелями культуры, решило пойти на некоторые уступки и послабления, невозможные в предшествующие годы. Отчасти это объяснялось тем, что ни один из новых вождей не имел статуса официального преемника Сталина, не говоря уже о том, что никто из них не обладал той поистине необъятной властью, влиянием и авторитетом, которые были у «вождя всех народов». Ушло в прошлое время, когда на заседаниях по присуждению Сталинских премий лидер страны и партии не только фактически единолично решал, кто достоин награды, а кто нет, но и попутно, походя, мог вынести любому деятелю культуры не подлежащий обжалованию приговор. Так было, например, в 1952 г. с писателем С. Злобиным, судьба которого – присудить премию или отправить в лагеря – в течение нескольких минут на глазах у присутствовавших обдумывалась Сталиным.1

Интеллигенция постаралась максимально воспользоваться предоставленной ей возможностью хотя бы в какой-то степени выйти из-под тотального партийного контроля. Были сделаны попытки обосновать необходимость большей свободы для творчества, право на творческую инициативу и самостоятельность. Частые апелляции к положению о том, что соцреализм «открывает необычайный простор развитию самых различных направлений в искусстве, предоставляет художнику право на самостоятельность», содержали в подтексте недвусмысленные намеки на возможность существования в советской культуре «свободы направлений», отказа от системы «руководящих указаний» в области искусства.

Но гораздо более сильной и действенной была прямая волна критики, обрушившаяся на ту псевдокультуру, которая культивировалась во времена Сталина. Эта волна выплеснулась на страницы печати, выражая, как вспоминал впоследствии кинорежиссер А. Гордон, стремление «уйти от официального фальшивого искусства, от того лакировочного вранья, которым был заполнен эфир, экран, театральные подмостки».2

«Десталинизация» культуры «сверху» также имела огромное значение. В центре внимания власти все чаще оказываются вопросы цензуры – этой главной удавки на шее культуры. Причем практически впервые, наряду с обычными требованиями к цензорам проявлять партийную принципиальность и высокую бдительность, в документах фигурируют и претензии к работникам Главлита, которые превышают свои полномочия, присваивая себе функции политических редакторов.

Осуществляются первые шаги на пути реабилитации отдельных деятелей культуры. ЦК КПСС поручает газете «Советская культура» и журналу «Театр» «дать правильную оценку деятельности Мейерхольда, найдя для этого удобную форму».3 После многолетнего вынужденного молчания получают возможность выступить на встрече ленинградских писателей с английскими студентами А.А. Ахматова и М.М. Зощенко.

Расширяются международные культурные контакты. Советским писателям и художникам, кинематографистам и театральным деятелям разрешают больше бывать за рубежом, обмениваться взглядами и идеями со своими иностранными коллегами, которые, в свою очередь, становятся частыми гостями в СССР. Страну охватывает настоящий культурный бум: люди выстаивают многочасовые очереди, чтобы взглянуть на шедевры из Дрезденской картинной галереи, а чуть позже – из коллекции картин Пабло Пикассо. Тысячи москвичей пытаются попасть на постановку «Гамлета», которую привез в советскую столицу Пол Скофилд, на выступления гастролировавших в Советском Союзе «Берлинер ансамбль» или театр Жана Вилара. Чуть позже начнутся знаменитые поэтические вечера в Политехническом музее и «несанкционированные» сходки литературной молодежи на площади Маяковского в Москве.

Значительным событием в жизни общества стал ХХ съезд КПСС. На многочисленных собраниях, конференциях и встречах с представителями творческой интеллигенции все громче звучат призывы покончить с культом личности в искусстве, отменить постановления ЦК 1940-х гг. о журналах «Звезда» и «Ленинград» и опере «Великая дружба». Крылатой становится фраза Б.Л. Пастернака о том, что «только неприемлемое и надо печатать; все приемлемое давно написано и напечатано».4

Противоречивость взаимоотношения власти с культурой в эти годы в значительной степени определялась тем, что власть, вынужденная идти на некоторые послабления и даже заигрывания с наиболее известными деятелями культуры, всегда продолжала держать в уме тот факт, что культура является главным проводником различных, прежде всего политических, идей. А в области идеологии партия не могла и не хотела никоим образом «поступаться принципами».

Собственно, практически одновременно с началом «оттепели» происходит и стремительное увеличение различного рода информации, поступающей в ЦК КПСС и сигнализирующей руководству страны о «неблагополучном», с точки зрения партийных идеологов, положении в советской культуре.

Была продолжена, начатая еще при Сталине, жесточайшая критика писателя В.С. Гроссмана. Его роман «За правое дело» в конце 1952 г. получил восторженные оценки и был даже выдвинут на соискание Сталинской премии, но уже через пару месяцев произведение признали идейно порочным, проповедующим буржуазно-идеалистическую философию. Редколлегию журнала «Новый мир», где печатался роман, обвинили в отсутствии «необходимой бдительности и требовательности к идейно-художественному качеству произведения».

Документы ЦК КПСС 1954–1955 гг. пестрят справками и записками
о «нездоровых настроениях среди художественной интеллигенции», о «вредных идеологических настроениях в литературных кругах», об «оживлении нездоровых, формалистических настроений в изобразительном искусстве» и т.п.
По ним принимались конкретные решения, виновных наказывали в партийном или административном порядке, их вызывали для бесед в ЦК КПСС, а впоследствии, как в случае с Пастернаком, и в прокуратуру.

Под огонь партийной критики попал А.Т. Твардовский с поэмой «Тёркин на том свете», и, несмотря на все письма и обращения в ЦК, ему так и не удалось переубедить одного из главных идеологов партии П.Н. Поспелова, что это не «пасквиль на советскую действительность». Неосторожные высказывания Эренбурга о том, что больше всего на свете он не любит «красный и синий карандаш редактора» и скептически относится к так называемым производственным романам, стали поводом для объявления на высшем партийном уровне «о несовместимости взглядов И.Г. Эренбурга с идеологией и политикой КПСС в области литературы и искусства».5

Даже после ХХ съезда КПСС партийным чиновникам удавалось «с успехом» отстаивать свои позиции в борьбе с тем, что, по их мнению, являлось попытками протащить в советскую культуру элементы буржуазной идеологии.

Столь разные по характеру и значению просьбы – дать согласие на вступление Союза советских писателей в организацию Пен-клубов, разрешить Министерству культуры СССР самостоятельно закупать художественные фильмы капиталистических стран и восстановить звание народного артиста РСФСР Ф.И. Шаляпину – встречали в аппарате ЦК КПСС классический аппаратный ответ: нецелесообразно.

Надо ли говорить, что власть особенно активно преследовала те произведения, где в качестве отрицательного персонажа выводился чиновник, с ходу объявляя их «антисоветскими» – будь то басня С.В. Михалкова «Дурная голова» или пьеса Н.И. Дубова «Семья Барсуковых». Бурная дискуссия, развернувшаяся на рубеже 1956–1957 гг. вокруг романа В.Д. Дудинцева «Не хлебом единым», также во многом объяснялась поднятой в нем проблемой бюрократического управления культурой.

На ход десталинизации большое влияние оказывали и международные факторы.
Советское руководство было прекрасно осведомлено о той роли, которую сыграла местная интеллигенция в событиях осени 1956 г. в Польше и Венгрии. Позиция, занятая рядом руководителей писательских организаций Польши, выступления известных венгерских и польских работников культуры, не говоря уже о деятельности дискуссионного клуба молодой интеллигенции в Венгрии (кружка имени Ш. Петефи), –[/size]


все это считалось в Москве элементами реакционной политики, направленной на ниспровержение социалистического строя.

Советские лидеры опасались, что польско-венгерская крамола может проникнуть в СССР именно через представителей культуры, и старались всеми средствами предотвратить распространение «опасных» идей и взглядов. Неслучайно летом 1956 г. в центре партийного внимания оказался гастролировавший в Советском Союзе государственный ансамбль Польской Народной Республики «Голубой джаз», который, по мнению советских руководителей, выступал в качестве проводника буржуазной культуры, представляя музыкальные произведения, в т.ч. и советских композиторов,

в «грубо опошленном и "обработанном" в вульгарном и крикливом духе американизированного джаза буги-вуги».6

Под влиянием событий 1956 г. «оттепель» в СССР постепенно сменяется «заморозками». В закрытом письме ЦК КПСС ко всем членам партии, подготовленном в декабре 1956 г. и озаглавленном

«Об усилении политической работы партийных организаций в массах и пресечении вылазок антисоветских, враждебных элементов», прямо говорится о беспощадной борьбе с «антисоветскими элементами и вражеским охвостьем», а среди тех, кто наиболее подвержен проискам врага, называются творческая интеллигенция и студенчество.7

Как следствие этого, документы ЦК КПСС 1956–1957 гг., посвященные вопросам культуры, носили главным образом охранительный характер. Из документа в документ кочевали фразы о «неправильных настроениях и нездоровой атмосфере», «политически ошибочных выступлениях», «серьезных идеологических ошибках и недостатках», существующих в среде творческой интеллигенции. Вновь усиливается роль цензуры.

Таким образом, 1953–1957 гг. стали своеобразным переходным периодом, когда одновременно с распадом культурной политики позднего сталинизма и поиском принципов, которые должны были лечь в основу новой культурной политики партии, делались попытки остановить эрозию сталинской культурной модели.

Включенные в альманах документы, относящиеся к истории взаимоотношений культуры и власти, представляют лишь небольшую часть огромного архивного материала по данной теме, отложившегося в фонде № 5 «Аппарат ЦК КПСС» Российского государственного архива новейшей истории (РГАНИ). При отборе документов составители стремились к тому, чтобы они, с одной стороны, отражали наиболее типичные ситуации, складывавшиеся во взаимоотношениях власти и культуры, а с другой – рассказывали о наиболее значимых и ярких событиях того времени. Отобранные документы свидетельствуют о положении в различных сферах советской культуры – литературе, живописи, музыке, театре, кинематографе.

В комментариях использована информация из делопроизводственной, учетной картотеки аппарата ЦК КПСС. В этой картотеке отмечался весь путь прохождения документа внутри ЦК КПСС с момента его поступления в Общий отдел и до передачи на хранение в архив. В ряде случаев на карточках сохранились даже тексты резолюций и помет, которые по ряду причин не нашли отражения непосредственно на самом документе. Эти данные о прохождении документа в ЦК помещены в подстрочных примечаниях к заголовку документа. Резолюции и пометы, выявленные только на карточках, так же как и резолюции на отдельных листках, прикреплявшиеся к документам, приводятся после текста документов.8


И т.д. и т.п....